— Это ты?! Снова! — испугался он, отшатнувшись от меня.
— Тс-с-с, — я поднёс палец к губам и показав рукой молчать, повёл их с моим воспитателем в крытую часть кормы. Когда мы остались одни я сказал, что мы решили с Хатшепсут не смущать больше народ моей божественной сущностью, а потому я теперь снова их любимый друг и воспитанник, отправляющийся в самоизгнание. Заодно, чтобы мне не было скучно, со мной поедут и они двое, я обо всём договорился!
— Но как же так, это же неправильно, — Меримаат был ошеломлён таким нашим коварством с Хатшепсут.
— А кто будет много болтать, тому отрежут язык? — полюбопытствовал у меня более взрослый и опытный Бенермерут.
— Вместе с головой, — кивнул я, — чтобы два раза не вставать.
Он удручающе покачал головой.
— А как же визирь?
— Хатшепсут сказала сама с ним поговорит.
Оба были недовольные случившемся, но понимая, чем грозит их болтовня, просто отсели от меня и стали тихо разговаривать, косясь при этом на меня. Вечером на борт поднялся мрачный и подавленный Усерамон, который не пригласил меня сегодня заночевать с ним в шатре, что я отметил сразу, но зато он вызвал меня на разговор.
— Я благодарен тебе бог Монту, что не передал наши разговоры царю, — тихо сказал он, когда мы остались одни в окружении его доверенной гвардии.
— Какой мне в этом смысл? — я пожал плечами, — я говорил тебе визирь и повторю ещё раз, я не хочу ни во что вмешиваться.
— Да, только ты отнял у нас главное — надежду, — он покачал головой, — теперь ни мне, ни нашим союзникам незачем бороться. У нас нет больше царя, за которым мы можем идти. Царь Хатшепсут вскоре сместит нас всех и поставит своих людей на освободившиеся места.
— Ты прям уж сильно пессимистичен, — я его понимал, но мне зачем их проблемы, — царь может вернуться в любую минуту.
— Для народа, он уже здесь, — он отрицательно покачал головой, — что же я понимаю тебя бог Монту и не могу ни в чём винить. Прощай.
— Прощай визирь, — ответил я и вернулся на корабль, где и провёл остаток ночи.
Глава 7
Путь в Фивы, нынешнюю столицу Верхнего и Нижнего Египта, как меня неоднократно поправляли местные, поскольку я привычно говорил просто Египет, был мало чем для меня запоминающимся. Мы нигде кроме ночёвок не останавливались, и всё время поднимались на юг, проплывая мимо огромных полей пшеницы и ячменя, где над ирригационными сооружениями, которые участвовали в их поливе, работали сотни и тысячи людей. Всё что я делал: ел, спал и бездельничал, в общем ровно то, что любил и ко мне, после того, как мы поладили с Хатшепсут, не лез больше никто. Я слышал кого-то правда ночью скормили крокодилам, а в остальном путешествие проходило без малейших происшествий.
Город, окружённый могучими стенами, показался на горизонте достаточно неожиданно для меня и даже издалека выглядел невероятно грозно и величественно. Везде вокруг перестали попадаться пустые, не занятые никем места, и куда только ни падал взгляд, были только поля, поля и ещё раз поля. Так что я начал понимать, какую действительно важную роль в жизни людей играет Нил. Это понимание приходило, когда сам видишь насколько сильно количество урожая зависело от его разливов.
— Вот мы и дома, — ко мне подошёл грустный Меримаат, — отец вчера сказал мне, что я уезжаю с тобой царь.
— Царь? — ухмыльнулся я, — ты же клялся, что не будешь меня так называть.
Молодой парень зло посмотрел на меня.
— Когда тебе показывают, что бывает с теми, кто ослушается царя Хатшепсут, в голову невольно приходят здравые мысли, — огрызнулся он.
— О, да ты взрослеешь мой друг Меримаат.
— Я не твой друг, — снова огрызнулся он, поскольку на него сильно повлияла новость, что Тутмоса нет и возможно не будет ближайшее время, а они с ним и правда крепко дружили.
— Давай, погруби богу, — я с улыбкой посмотрел на него, — это ведь так умно и главное дальновидно.
— Я вообще, буду теперь только молчать в твоём присутствии, — взбеленился он и правда умолк.
— Меримаат, — к нам подошёл и Бенермерут, — бог Монту не виноват в том, что оказался здесь. Он объяснял по чей прихоти это произошло. Не нужно его винить в этом.
— Но в теле Менхеперра именно он, — буркнул тот, но спорить дальше не стал.
— И что дальше? — мужчина спросил у меня.
— Просто живём дальше, — я пожал плечами, — не знаю, как вы, а я хочу сполна окунуться в безделье.
Тот посмотрел на меня с укоризной, но ничего не сказал, отойдя к молодому парню.
На пристани, поскольку царские корабли было видно издалека, собралось огромное количество народа, куда только ни кинь взгляд, везде были радостные и взволнованные лица. Чтобы соблюсти политес, Хатшепсут позвала меня к себе на корабль и спускались мы вместе с ней первыми, одетые в одинаковые мужские одежды фараонов. При этом улыбаясь и показывая народу своё единство. Вскоре заиграла музыка и мы, разойдясь по разным колесницам, в окружении охраны и чиновников различных мастей, двинулись во дворец. Пышные проводы закончились ещё более пышной встречей, когда у входа царей приветствовали почти все, кто только обитал во дворце не занятый делами.
Хатшепсут произнесла торжественную речь, в которой говорила о том, что два соправителя как никогда являются единым целым, и по воле богов, благословивших нас во всех храмах, которые мы с ней посетили по пути, завтра объявляется выходным днём. Писцы тут же стали записывать указ, народ и слуги радоваться, а вот чиновники недоумённо смотреть на царя, не понимая, что такого важного произошло в путешествии, если она решила так поощрить свой народ. Я всё это время стоял молча рядом с ней и улыбался.
Закончив речь, мы вместе, плечом к плечу вошли во дворец и тут улыбка с её лица спала, она повернулась ко мне.
— Неделя мне потребуется на перекройку земель и раздачу нужных указов, чтобы ты чувствовал на своих землях себя свободно, — сказала он спокойным тоном, — так что пока можешь занять покои Менхеперра, тебя в них проводят.
Я кивнул и остановился, а она пошла дальше, в сопровождении множественной свиты.
— Мама! — услышал я звонкий голос и повернув голову в ту сторону откуда он исходил увидел, как справа из коридора выбегает девушка лет шестнадцати и подбегая к Хатшепсут, радостно ей кланяется.
— Дорогая, я вернулась, — та улыбнулась, подняла её с пола и приобняла.
— Расскажешь, где была? — та смотрела только на неё, больше ни на кого вокруг.
— Конечно, идём.
Делегация удалилась, а ко мне подошли лишь четыре слуги, низко склоняясь. Я оглянулся кругом, замечая неразлучную парочку моих спутников и помнил их рукой. Те, нехотя подошли ближе.
— Идём.
Слуги повели нас вглубь огромных, высоких коридоров, расписанных очень красочно, несмотря на то, что это был мрамор разных цветов, а все встречаемые по пути люди мне кланялись, но явно не так низко, как это недавно делали Хатшепсут, это отметил даже я.
— Покои Его величества, — слуга посторонился, приглашая меня войти внутрь, где нас ожидало около десяти других слуг и почти двадцать рабов.
— Менхеперра, ты вернулся! — откуда-то за них выбежала радостная девушка, одетая очень небедно, в этом я уже начал разбираться, поскольку её драпированное платье почти полностью скрывало её фигуру, показывая только тонкие лодыжки и грациозную шею.
— Моё солнце, — она опустилась передо мной на колени, взяв руку в свою.
— Идём сестра, нам нужно кое о чём поговорить, — вздохнул Меримаат, поднимая её за руку и силой оттаскивая от меня.
— Мне кажется, или детей визиря вокруг царя слишком уж много? — хмуро поинтересовался я у Бенермерута.
— Но царь ведь всё ещё жив, — ответил он, стараясь не смотреть мне при этом в глаза.
Я хмыкнул, признав, что в его словах есть доля правды.
Слуги окружили меня и повели мыться, затем переодели в чистую одежду, сняв царские атрибуты, ненужные мне внутри дворца. Отдавая им золотой обруч с коброй, я внезапно понял кое-что, а потому повернулся к воспитателю.